В литературной вселенной Владимира Набокова автор часто принимает божественную роль, оркестрируя судьбы персонажей мастерским умением и наполняя свои повествования прихотливыми загадками и игрой. Богоподобный автор манипулирует персонажами, создает иллюзии, размывая границы между реальностью и вымыслом. Владимир Владимирович противопоставляет мир обыденный и воображаемый, создавая двоемирие — один из основных принципов набоковской поэтики. Интригуя читателя, заставляя его искать и отгадывать, задаваться вопросами, Набоков всё время намекает на двойственность и противоречие. Художница Вера Петровская обращает внимание на то, что в прозе писателя часто возникает тема света и тени, контраст между которыми становится метафорой дихотомии, присущей человеческому опыту, где есть любовь и потеря, красота и увядание, жизнь и смерть. «Господи, ведь знают же люди, что я не могу уснуть без точки света, — что бред, сумасшествие, смерть и есть вот эта совершенно черная чернота!» («Другие берега»). Набоков хорошо знает, что свет и тень — это инструменты художника, определяющие формы предметов, работая с которыми можно добавить глубину и сложность, а поменяв эффект кьяроскуро — даже трансформировать предмет. Вера создает черные ящики со светом внутри, в них воплощены метафоры жизни — колыбель, дом, дверь. Подглядывая в прорези ящиков, смотрящий превращается в наблюдателя или соглядатая, приобщающегося к тайне.
Одна работа создана в виде ящика с театром теней: зритель крутит ручку, а изображения движутся на световом экране. Художница в игровой манере как бы наделяет зрителя силой творца, проявляющего сущности и активно участвующего в их возникновении. Тут же, совсем рядом, в экспозиции на столе возникают образы бабочек, они — как тени идей, по-платоновски помещающие читателя и зрителя в мир иллюзий автора, где всё изменчиво и непостоянно. Но сачок метафорически улавливает эти образы, позволяет их на время задержать, становясь инструментом анамнезиса, дающего возможность человеческой бессмертной душе припомнить мир истинных идей, которые она созерцала до своего рождения:
О, поклянись, что веришь в небылицу,
что будешь только вымыслу верна,
что не запрёшь души своей в темницу,
не скажешь, руку протянув: стена.
Вместе с темой игры света и тени в экспозиции присутствует мотив чуда жизни и чудесного, так сильно интересовавший писателя. В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» Набоков пишет: «Довольно кукситься! — бывало восклицала она. — Смотри на арлекинов! Каких арлекинов? Где? Да везде! Всюду вокруг. Деревья — арлекины, слова — арлекины. И ситуации, и задачки. Сложи любые две вещи — остроты, образы, — и вот тебе троица скоморохов! Давай же! Играй! Выдумывай мир! Твори реальность!» Вере Петровской близка идея сотворения параллельного волшебного мира, и она создает книги художника, а внутри заключено то самое чудо — удивление и сюрприз для зрителя, «стереоскопическая феерия», тайна, которую, найдя ключи, можно постичь. Вера Петровская предлагает зрителю включиться в игру и собрать ключи, просматривая книги художника, чутко следя за театром теней и другими объектами в экспозиции. Писатель постоянно играл с читателем, заставляя его решать литературные шарады, расшифровывать словесные ребусы, прозревать сюжетные уловки. Набоков считал, что такие мистификации — это равноправный диалог с читателем, особый вид интеллектуального и эстетического удовольствия.